Ещё есть такое мнение, что счастье - это горение...
В мире мыльных пузырей
Автор: Ayranta
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Ваня/Гил
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Флафф, Фэнтези, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл
Статус: B процессе написания
Описание: Миниатюрный сборничек маленьких историй из совместной и не очень жизни России и Пруссии. Будет пополняться
Посвящение: Одному монстру, который ждёт под кроватью
Публикация на других ресурсах: нет
Примечания автора: Обещала - сделала. Ну, почти :З Будут ещё идеи - с удовольствием похрумкаю
Настоящее (Ваня/Гил) cs11279.vk.com/u8673789/126310981/x_88cbd2ca.jp...
Проснувшись рано утром, Гил фыркнул – что ж, ничего нового: другая сторона кровати пустовала, Брагинский опять куда-то смылся с утра пораньше. «Работа, работа… знаем мы, какая у него работа!» - фыркнув, прусс развалился на всю кровать и довольно потянулся, до хруста в костях. Бальдшмидт неторопливо поднялся и, не переставая позёвывать, поплёлся на кухню – что ж, очередной бессмысленный день, здравствуй! Бля, только тебя для полного счастья не хватало! Что его, Великого сегодня ждёт?! Опять весь день провести в одиночестве, тупо пялясь в ящик или не выпуская из рук ноут.
Во что превратилась жизнь Самой Великой Страны?! Стыдно представить, страшно спросить. Раньше жить не мог без войн, ненавидел русского, презирал трусов, любил Лиззи, потешался над Австрией, с ним же разбирался. Ржал вместе с друзьями, закатывал войны, пирушки…
Любил брата. Больше всего, даже себя. И представить не мог, что жизнь решит перевернуться с ног на голову и отразиться.
Ноут нетерпеливо запищал – очередное сообщение пришло…
Незаметно пролетающий день был именно таким, каким его представлял себе один Великий бездельник. Всё с точностью до…
Когда Брагинский не вернулся к ужину, прусс заскрежетал зубами – с кем бы русский сейчас не развлекался, по прибытию, его ждёт тяжёлый разговор.
Когда русский не появился к одиннадцати, прус, почёсывая нос, задумчиво выбирал, что ему применить вначале – лёгкую плётку или просто пристегнуть наручниками с алмазным напылением к спинке кровати? Хм…
Когда старинные часы с кукушкой пробили час ночи, Гилберт забеспокоился и принялся обзванивать все места, где мог быть Брагинский: прус позвонил Францу, потом поболтал с Китаем. Послал смс Украине и связался с Наташей по аське.
К трём часам, когда Бальдшмидт закончил разговор с Италией, в прихожую ввалился «виновник торжества» - Иван покачивался из стороны в сторону и мутным взглядом разглядывал направившегося к нему Гила.
Задумчиво следя за закрывшейся дверью, прус услышал едва слышно покашливание – деликатностью Россия никогда не отличался, но сейчас почему-то молчал. Глядя на этого смешного мишку, невозможно было сдержать улыбки.
- Ваань, а ты ничего не забыл? – елейным голосом поинтересовался Гилберт, подходя к русскому. Иван непонимающе покачал головой, пару раз моргнув, прищурился. Прусс потрепал Брагинского по щёчке и толкнул на кровать. – Милый, ты, кажется, говорил, что соскучился…
Осторожный кивок замер где-то посередине – примерно тогда на лице Гилберта расцвела хищная улыбка. С трудом сглотнув откуда ни возьмись появившийся комок в горле, Россия попытался выползти из-под Бальдшмидта.
Впрочем, пруса не слишком интересовали подобные сантименты. Привычным движением пристегнув руки Брагинского к спинке кровати, Гил хмыкнул – кто бы мог подумать, что такой сильный, нетерпимый к чужому мнению русский превращался в послушного, напуганного котёнка, когда дело касалось постели?!
Мурлыча что-то подозрительно знакомое – дурацкая попса, из всех щелей… - Гил потянулся к рубашке Брагинского, попутно затыкая поцелуями возникающего местами Ивана. Россия почему-то упорно не желал спокойно лежать и не дрыгаться конечностями. Рыкнув, прусс всё же расстегнул рубашку – то бишь разодрал её без зазрения совести – и замер. Торс Вани был сплошь и рядом покрыт ссадинами, на предплечье красовались неуклюже замотанные бинты. Пауза неприлично затянулась.
- Кто? – голос Бальдшмидта был подозрительно спокоен и тих. Пожав плечами, Россия снова завозился. Обречённо вздохнув, прусс встал и направился в сторону кухни: где-то в холодильнике покоилась аптечка. Знающий по опыту, что будет больно и поучительно, Ваня откинулся назад, с силой впечатываясь затылком в подушку. Идиоматические выражения закончились, проза жизни началась, тля.
- Так, что случилось? Я что-то не услышал внятного ответа, - на пороге материализовался Гил, почти полностью скрытый внушительных размеров аптечкой. Буравящий русского хмурый взгляд немного смягчился. Отстегнув наручники, прусс растёр уже успевшие затечь запястья и притянул Брагинского к себе.
- Сейчас будет «бо-бо», лучше сознайся сам, - голос Гилберта приобрёл приятную хрипотцу. Он просил, что случалось нечасто. Нежно выливая на ватный диск спиртовой раствор, Гилберт, всё с тем же виноватым выражением лица прижал орудие пыток к самой небольшой ранке. Брагинский вздрогнул, поморщившись. – Нутак?
Бальдшмидта дано уже проникся многообразием русского языка и всеобщим нарушениям разговорных норм.
Осторожно опустив голову на плечо своего личного психа, Иван довольно вздохнул и потёрся носом о чужое плечо.
- Знаешь… он… а я… ну, в общем… Людвиг… - неразборчивое бормотание, как и всегда, несло минимум смысловой нагрузки. «Людвиг». Одно единственное слово. К чему все эти предисловия?
Гил сглотнул мгновенно появившийся в горле комок. Ваня… Людвиг… чёрт! Яснее нельзя?! Хотя, куда уж яснее-то?! Всё и так…
- Почему? – голос сипел, будто Гил месяцами лежал в объятьях махрового бронхита. Хотелось верить, что это просто глупая шутка или отмазка или…
Ваня чуть дёрнул плечами и поудобнее устроился на плече любимого. Тем более, пока есть возможность.
Гилу очень хотелось верить, что сейчас он проснётся и весь этот день исчезнет в утреннем кофе, потому что…
- Людвиг… он… ну… - оправдывался Брагинский всегда со светопредставлением: мялся, жался, придумывал небылицы и смущался, то и дело переводя тему. – Знаешь, я тут подумал…
Ощутив, насколько напряжён прусс, Ваня сглотнул и совсем уже залепетал. – Понимаешь… машина… ну… покатались…
Через пару секунд Иван понял, что зря заикнулся о том, что произошло. Ещё через пять секунд у Гила волшебным образом появился ремень, а глаза подозрительно садистски заблестели. Задрожав, Брагинский пулей бросился из комнаты. Иногда Гил пугал его больше Наташи.
Бальшмидт рычал, предельно ясно поясняя, что их всех ждёт и куда Иван может себе засунуть свой экстремизм. -Экстремамизм… тьфу! Любовь к экстремальному отдыху! Ну, попадись мне!
Гилберт чувствовал огромное облегчение, потому что прекрасно понимал: если бы пришлось выбирать между прошлым и настоящим, он бы выбрал настоящее.
Птички (Ваня/Гил) cs10960.vk.com/u107277537/126310981/x_b19dcab4....
Солнечный свет мягко ласкал кожу, точнее, не скрытую под одеждой её часть. Лето было в самом разгаре – одиннадцать утра, плюс двадцать восемь у воды.
Песок приятно подогревал до температуры прожарки, но двоим почему-то одетым людям было всё равно. Высокий, широкоплечий мужчина с красивыми глазами аметистового цвета – линзы, точно они! – был одет в длинные штаны и не менее огромную футболку. Как не на пляж пришёл. Шагал парень медленно, разглядывая всё кругом с детским восторгом и желанием обнять весь мир. Мечтательная улыбка довершала образ конченого романтика, страдающего склерозом.
Его «друг» тоже не отличался понятием «пляжная одежда» - молочная кожа была скрыта за рубашкой с длинными рукавами, шорты чуть шебуршились при ходьбе. Альбинос что-то напевал себе под нос и буквально летел вперёд - скорее скинуть с себя эту «печь» и в воду, скорее в воду!
Расстояние между парой всё увеличивалось, теперь уже не казалось, что они пришли вместе, просто пункт назначения один.
Иван вздохнул и поднял глаза к небу. Такое большое, непостижимое. Свободное. Такое… любимое, лучшее. Брагинский давно уже понял, что в жизни действительно опасны только люди.
Громкий, обиженный вскрик и долгие маты вывели Россию из транса. Мигом подлетев к растянувшемуся на песочке Гилберту, парень принялся осматривать неуклюжего прусса. Бальшмидт шипел, брыкался и даже пару раз порывался укусить ласковую руку Вани, но признался, что, кажется, подвернул ногу. Тяжело вздохнув, Иван покачал головой – одна морока ему с этим вечнонедовольным Величеством. Совсем, как кот – и в тапки гадит, и выкинуть жалко. Резко, чтобы не выслушивать ненужных, режущих слух возражений, Ваня подхватил прусса на руки и неспешно двинулся дальше, выслушивая вопли «оскорблённой невинности». При этом, попробуй его скинь… помотав головой, Иван снова обратил свой взгляд к небу, на этот раз с величайшем из вопросов «За что???»
Волны мягко бились о берег, от воды веяло прохладой. В рощице неподалёку запели птички.
Прусс завозился, мешая Ивану идти, но русский только отрешился от действительности – не в первый уже раз. Как оказалось, очень зря.
Брагинский очнулся от ощущения горячих ладоней на груди. Вздрогнув, Ваня опустил взгляд на белоснежную макушку и ниже – на хитрые, насыщенные рубины. Сглотнув, Иван Владимирович внезапно зашептал – голос изволил пропасть.
- Говоришь, подвернул ногу?! – фыркнув, прусс придвинулся ещё поближе к «бренному телу», нисколько не боясь оказаться н хоть и приятном, но всё же твёрдом песочке.
- А ты, Ваня, не отвлекайся, не отвлекайся. Вон, птички поют… - тут же теряя интерес к разговору, Гил потянул руки вверх.
- А рубашку зачем с меня снимаешь?! – голос Вани превратился в жалобный писк, огромные глаза жалобно мерцали.
Бальшмидт вздохнул и поцеловал беспокойного парня в нос.
- Чтоб птичек лучше слышно было.
Радостный смех, распугавший всех птиц, ещё долго не смолкал.
Иван никогда не любил алый – слишком напоминал о крови, ненавидел белый – цвет пепла, белого, чистого холста, слишком хорошо на снеге было видно всё, что хотелось бы скрыть. Больше всего он любил голубой и золотой.
Гилберт не переносил мягкость или пассивность – резкость линий яд цветов, вечное движение. Ни шага назад, никаких сожалений.
Обоим уже надоело обманываться.
Нежность
Боль
Кривые зеркала
Автор: Ayranta
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Ваня/Гил
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Флафф, Фэнтези, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл
Статус: B процессе написания
Описание: Миниатюрный сборничек маленьких историй из совместной и не очень жизни России и Пруссии. Будет пополняться
Посвящение: Одному монстру, который ждёт под кроватью
Публикация на других ресурсах: нет
Примечания автора: Обещала - сделала. Ну, почти :З Будут ещё идеи - с удовольствием похрумкаю
Настоящее (Ваня/Гил) cs11279.vk.com/u8673789/126310981/x_88cbd2ca.jp...
Проснувшись рано утром, Гил фыркнул – что ж, ничего нового: другая сторона кровати пустовала, Брагинский опять куда-то смылся с утра пораньше. «Работа, работа… знаем мы, какая у него работа!» - фыркнув, прусс развалился на всю кровать и довольно потянулся, до хруста в костях. Бальдшмидт неторопливо поднялся и, не переставая позёвывать, поплёлся на кухню – что ж, очередной бессмысленный день, здравствуй! Бля, только тебя для полного счастья не хватало! Что его, Великого сегодня ждёт?! Опять весь день провести в одиночестве, тупо пялясь в ящик или не выпуская из рук ноут.
Во что превратилась жизнь Самой Великой Страны?! Стыдно представить, страшно спросить. Раньше жить не мог без войн, ненавидел русского, презирал трусов, любил Лиззи, потешался над Австрией, с ним же разбирался. Ржал вместе с друзьями, закатывал войны, пирушки…
Любил брата. Больше всего, даже себя. И представить не мог, что жизнь решит перевернуться с ног на голову и отразиться.
Ноут нетерпеливо запищал – очередное сообщение пришло…
Незаметно пролетающий день был именно таким, каким его представлял себе один Великий бездельник. Всё с точностью до…
Когда Брагинский не вернулся к ужину, прусс заскрежетал зубами – с кем бы русский сейчас не развлекался, по прибытию, его ждёт тяжёлый разговор.
Когда русский не появился к одиннадцати, прус, почёсывая нос, задумчиво выбирал, что ему применить вначале – лёгкую плётку или просто пристегнуть наручниками с алмазным напылением к спинке кровати? Хм…
Когда старинные часы с кукушкой пробили час ночи, Гилберт забеспокоился и принялся обзванивать все места, где мог быть Брагинский: прус позвонил Францу, потом поболтал с Китаем. Послал смс Украине и связался с Наташей по аське.
К трём часам, когда Бальдшмидт закончил разговор с Италией, в прихожую ввалился «виновник торжества» - Иван покачивался из стороны в сторону и мутным взглядом разглядывал направившегося к нему Гила.
Задумчиво следя за закрывшейся дверью, прус услышал едва слышно покашливание – деликатностью Россия никогда не отличался, но сейчас почему-то молчал. Глядя на этого смешного мишку, невозможно было сдержать улыбки.
- Ваань, а ты ничего не забыл? – елейным голосом поинтересовался Гилберт, подходя к русскому. Иван непонимающе покачал головой, пару раз моргнув, прищурился. Прусс потрепал Брагинского по щёчке и толкнул на кровать. – Милый, ты, кажется, говорил, что соскучился…
Осторожный кивок замер где-то посередине – примерно тогда на лице Гилберта расцвела хищная улыбка. С трудом сглотнув откуда ни возьмись появившийся комок в горле, Россия попытался выползти из-под Бальдшмидта.
Впрочем, пруса не слишком интересовали подобные сантименты. Привычным движением пристегнув руки Брагинского к спинке кровати, Гил хмыкнул – кто бы мог подумать, что такой сильный, нетерпимый к чужому мнению русский превращался в послушного, напуганного котёнка, когда дело касалось постели?!
Мурлыча что-то подозрительно знакомое – дурацкая попса, из всех щелей… - Гил потянулся к рубашке Брагинского, попутно затыкая поцелуями возникающего местами Ивана. Россия почему-то упорно не желал спокойно лежать и не дрыгаться конечностями. Рыкнув, прусс всё же расстегнул рубашку – то бишь разодрал её без зазрения совести – и замер. Торс Вани был сплошь и рядом покрыт ссадинами, на предплечье красовались неуклюже замотанные бинты. Пауза неприлично затянулась.
- Кто? – голос Бальдшмидта был подозрительно спокоен и тих. Пожав плечами, Россия снова завозился. Обречённо вздохнув, прусс встал и направился в сторону кухни: где-то в холодильнике покоилась аптечка. Знающий по опыту, что будет больно и поучительно, Ваня откинулся назад, с силой впечатываясь затылком в подушку. Идиоматические выражения закончились, проза жизни началась, тля.
- Так, что случилось? Я что-то не услышал внятного ответа, - на пороге материализовался Гил, почти полностью скрытый внушительных размеров аптечкой. Буравящий русского хмурый взгляд немного смягчился. Отстегнув наручники, прусс растёр уже успевшие затечь запястья и притянул Брагинского к себе.
- Сейчас будет «бо-бо», лучше сознайся сам, - голос Гилберта приобрёл приятную хрипотцу. Он просил, что случалось нечасто. Нежно выливая на ватный диск спиртовой раствор, Гилберт, всё с тем же виноватым выражением лица прижал орудие пыток к самой небольшой ранке. Брагинский вздрогнул, поморщившись. – Нутак?
Бальдшмидта дано уже проникся многообразием русского языка и всеобщим нарушениям разговорных норм.
Осторожно опустив голову на плечо своего личного психа, Иван довольно вздохнул и потёрся носом о чужое плечо.
- Знаешь… он… а я… ну, в общем… Людвиг… - неразборчивое бормотание, как и всегда, несло минимум смысловой нагрузки. «Людвиг». Одно единственное слово. К чему все эти предисловия?
Гил сглотнул мгновенно появившийся в горле комок. Ваня… Людвиг… чёрт! Яснее нельзя?! Хотя, куда уж яснее-то?! Всё и так…
- Почему? – голос сипел, будто Гил месяцами лежал в объятьях махрового бронхита. Хотелось верить, что это просто глупая шутка или отмазка или…
Ваня чуть дёрнул плечами и поудобнее устроился на плече любимого. Тем более, пока есть возможность.
Гилу очень хотелось верить, что сейчас он проснётся и весь этот день исчезнет в утреннем кофе, потому что…
- Людвиг… он… ну… - оправдывался Брагинский всегда со светопредставлением: мялся, жался, придумывал небылицы и смущался, то и дело переводя тему. – Знаешь, я тут подумал…
Ощутив, насколько напряжён прусс, Ваня сглотнул и совсем уже залепетал. – Понимаешь… машина… ну… покатались…
Через пару секунд Иван понял, что зря заикнулся о том, что произошло. Ещё через пять секунд у Гила волшебным образом появился ремень, а глаза подозрительно садистски заблестели. Задрожав, Брагинский пулей бросился из комнаты. Иногда Гил пугал его больше Наташи.
Бальшмидт рычал, предельно ясно поясняя, что их всех ждёт и куда Иван может себе засунуть свой экстремизм. -Экстремамизм… тьфу! Любовь к экстремальному отдыху! Ну, попадись мне!
Гилберт чувствовал огромное облегчение, потому что прекрасно понимал: если бы пришлось выбирать между прошлым и настоящим, он бы выбрал настоящее.
Птички (Ваня/Гил) cs10960.vk.com/u107277537/126310981/x_b19dcab4....
Солнечный свет мягко ласкал кожу, точнее, не скрытую под одеждой её часть. Лето было в самом разгаре – одиннадцать утра, плюс двадцать восемь у воды.
Песок приятно подогревал до температуры прожарки, но двоим почему-то одетым людям было всё равно. Высокий, широкоплечий мужчина с красивыми глазами аметистового цвета – линзы, точно они! – был одет в длинные штаны и не менее огромную футболку. Как не на пляж пришёл. Шагал парень медленно, разглядывая всё кругом с детским восторгом и желанием обнять весь мир. Мечтательная улыбка довершала образ конченого романтика, страдающего склерозом.
Его «друг» тоже не отличался понятием «пляжная одежда» - молочная кожа была скрыта за рубашкой с длинными рукавами, шорты чуть шебуршились при ходьбе. Альбинос что-то напевал себе под нос и буквально летел вперёд - скорее скинуть с себя эту «печь» и в воду, скорее в воду!
Расстояние между парой всё увеличивалось, теперь уже не казалось, что они пришли вместе, просто пункт назначения один.
Иван вздохнул и поднял глаза к небу. Такое большое, непостижимое. Свободное. Такое… любимое, лучшее. Брагинский давно уже понял, что в жизни действительно опасны только люди.
Громкий, обиженный вскрик и долгие маты вывели Россию из транса. Мигом подлетев к растянувшемуся на песочке Гилберту, парень принялся осматривать неуклюжего прусса. Бальшмидт шипел, брыкался и даже пару раз порывался укусить ласковую руку Вани, но признался, что, кажется, подвернул ногу. Тяжело вздохнув, Иван покачал головой – одна морока ему с этим вечнонедовольным Величеством. Совсем, как кот – и в тапки гадит, и выкинуть жалко. Резко, чтобы не выслушивать ненужных, режущих слух возражений, Ваня подхватил прусса на руки и неспешно двинулся дальше, выслушивая вопли «оскорблённой невинности». При этом, попробуй его скинь… помотав головой, Иван снова обратил свой взгляд к небу, на этот раз с величайшем из вопросов «За что???»
Волны мягко бились о берег, от воды веяло прохладой. В рощице неподалёку запели птички.
Прусс завозился, мешая Ивану идти, но русский только отрешился от действительности – не в первый уже раз. Как оказалось, очень зря.
Брагинский очнулся от ощущения горячих ладоней на груди. Вздрогнув, Ваня опустил взгляд на белоснежную макушку и ниже – на хитрые, насыщенные рубины. Сглотнув, Иван Владимирович внезапно зашептал – голос изволил пропасть.
- Говоришь, подвернул ногу?! – фыркнув, прусс придвинулся ещё поближе к «бренному телу», нисколько не боясь оказаться н хоть и приятном, но всё же твёрдом песочке.
- А ты, Ваня, не отвлекайся, не отвлекайся. Вон, птички поют… - тут же теряя интерес к разговору, Гил потянул руки вверх.
- А рубашку зачем с меня снимаешь?! – голос Вани превратился в жалобный писк, огромные глаза жалобно мерцали.
Бальшмидт вздохнул и поцеловал беспокойного парня в нос.
- Чтоб птичек лучше слышно было.
Радостный смех, распугавший всех птиц, ещё долго не смолкал.
Иван никогда не любил алый – слишком напоминал о крови, ненавидел белый – цвет пепла, белого, чистого холста, слишком хорошо на снеге было видно всё, что хотелось бы скрыть. Больше всего он любил голубой и золотой.
Гилберт не переносил мягкость или пассивность – резкость линий яд цветов, вечное движение. Ни шага назад, никаких сожалений.
Обоим уже надоело обманываться.
Нежность
Боль
Кривые зеркала
@темы: мои фанфики, Ваня Брагинский, Гилберт Бальшмидт, В мире мыльных пузырей, APH