Ещё есть такое мнение, что счастье - это горение...
Ранее
История 20История 20
«Были времена, когда люди боялись,
что кто-нибудь раскроет секреты,
которые неизвестны их ближним.
Сегодня боятся, что кто-нибудь
произнесет вслух то, о чем все знают.»
Айн Рэнд, «Атлант расправил плечи», 1957 год
Люди, живые люди – те, кто, о крайней мере, не боится этого признавать, – не идеальны. У всех, у каждого найдётся хоть один случай, скрытый в памяти, за который нестерпимо стыдно. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Однако же некоторые умудряются учиться на собственных ошибках, другие же – вязнут всё глубже. Почему так несправедлив этот мир?
Ах, сколько же подобных вопросов ежечасно продумываются – проговариваются – многими тысячами несчастных, для которых жизнь – это только абстрактное «сейчас», где нет ни прошлого, ни будущего. Возведя глаза к небу, они вопрошают: Почему это происходит со мной? Почему именно я?
Можно ли вернуть утерянное доверие? Есть ли шанс вернуть то, что было разбито? Кто виноват в том, что самый близкий человек оказывается дальше, чем все световые года, разделяющие Землю с Сириусом, одной из самых ярких звёзд нашей вселенной?
Счастливые люди – так и не выросшие дети, наивно верящие в сказку, где не нужно помнить прошлого, можно не знать будущего. Счастливые-несчастные дети, чья жизнь будет полна боли, пока, наконец, не слетят на землю розовые очки, которым давно пора бы спасть с глаз.
Тиан не был идиотом. Какого бы мнения ни придерживался его муж – любимый, к слову, до сих пор любимый, – он многое замечал. Иногда – слишком многое. Когда-то давно именно из-за этой его привычки всё и пошло прахом. И как бы он ни любил сына, Тони, ясное солнышко, не признать очевидное было бы глупо. Глупо, хах, кажется, это слово определило всю жизнь Криса.
Глупо – прожигать жизнь, веселиться, думая лишь о себе. Нельзя уйти от реальности в мир иллюзий до края, едва не шагнуть в пропасть, а потом ожидать, что родители поймут и простят, повзволят связать жизнь с непонятным омегой, о котором слышат впервые.
Глупо – думать, что можно поменяться по щелчку пальцев, просто сказав себе: «всё, с этого дня я – другой». Любые перемены есть боль. Это ломка, пусть даже себя, своей неповоротливости, лени, эгоизма. Никогда перемены не будут обёрнутой в красивую упаковку конфеткой, если они позволяют подняться над собой.
Глупо – решить, что один раз не будет считаться. Нельзя предать «капельку», а потом всё забыть и вернуться обратно. Наверное, поэтому они с Джеем постоянно ссорились. Даже тогда, до всего. Его омега обладал удивительной чуткостью, пониманием происходящего. Пусть он и не видел Тиана насквозь, ослеплённый своими чувствами, что-то он ощущал. Понимал. И принимал Криса всего. Крис рушиться на такой шаг не смог.
Глупо – срываться из-за пустяка. Нет, не так: глупо срываться на самом близком и дорогом человеке, когда вся скопившаяся злость – это злость на самого себя. Глупо рвать на корню всего себя, наказывать весь мир за собственные ошибки. Глупо опускаться на дно из-за собственной дурноты.
Глупо верить, что прошлое можно вернуть. Память, та ещё чертовка, вечно скрывает за полупрозрачной дымкой острые углы, дарит надежду на то, что сейчас, вот сейчас всё станет хорошо, а мне снова ничего не придётся делать.
Глупо наступать на те же грабли. Нет, это прерогатива детей – Тиан смог вырасти. В чём-то – переступить через себя, увидеть мир с другой стороны. Ради Тая, Тони, ради Джея. Себя. Он смог. Вот только увиденное ему не понравилось. Да и могло ли? Видеть одни несчастья, разбитые судьбы, и знать – это всё он, его вина. Как же хотелось просто вновь закрыть глаза и не видеть. Ничего. Не знать, просто не знать, пожалуйста!
Не знать, что собственный ребёнок предпочитает неудобную койку в собственном кабинете родного дома. Гил давно уже вырос, Тиан давно уже понял, что тот не займётся семейным бизнесом. Гилберт был слишком похож на него самого двадцать пять лет назад. Такой же непокорный, непримиримый. Вот только, видя ошибки отца, повторять он их не собирался. Как и возвращаться в дом, ежедневно сотрясающийся от скандалов.
Не знать, что любимый муж знает больше названий успокоительных, чем сам Крис имеет деловых партнёров. Что вечно скрытые рукавами запястья – вовсе не дань моде, не элегантный вкус, а нечто более гнетущее, страшное.
Не знать, что младший ребёнок до ужаса боится звука криков и готов соглашаться со своим парнем во всём, лишь бы избежать скандала. Хвала богам, Дэн – хороший человек, он Тони не обидит.
Тиан не был глупцом, но совершал глупости слишком часто. Вся его жизнь была одним единственным словом: глупо.
Глупо. Глупо. Глупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупо. Глупо.
Тиан взвыл от бессилия, руки сами собой сжимались в кулаки. Как же хотелось уподобиться Джею, разрушить хоть что-то – всё.
Вдох-выдох. Нет. Нельзя. Не так. Хватит с их семьи сумасшедших – Гил и так уже окружил себя собственной работой со всех сторон. Хватит, пора бы уже прекратить мучить парня. И пора бы уже признать: дети выросли. Все дети.
Крис невесело хмыкает, поднимаясь. Оставаться в этом – своём – доме он не мог. Вот только желанию свалить куда подальше – покататься на машине, остыть – не было суждено сбыться. В замке поворачивался ключ, Джей вернулся домой. Быстро разобрался с вещами в холле, прошлёпал прямо навстречу. И замер, столкнувшись с безжизненным взглядом мужа.
– Ти… – слова застревают у омеги в горле, откашливаясь, тот отводит голову в сторону, неосознанно открывая шею, признавая поражение. – Знаешь?
Голос звучит устало, вымучено, но вместе с тем, мягко. Не один Крис загнал себя в ловушку. Не один он наделал в своей жизни кучу ошибок. И не один он отчаянно желал выжечь себе мозги, лишь бы не думать – не помнить – ничего.
Сил на ответ не хватает, альфа смог только кивнуть, да и то это рваное дёрганье вряд ли можно так назвать.
Джей кивает в ответ, проходит мимо с пакетом, полным какой-то еды из круглосуточного. Тихий стук – омега поставил пакет на стол, а дальше – тишина. Звенящая, ожидающая. Это не точка, ни один не сможет отпустить другого.
– Уйдёшь? – голос Джея не выражает ничего. Ни сожаления, ни сомнений. Тиан уверен: тому не плевать, его муж всё же не бездушен. Он просто выгорел. Мимо проходит интригующая мысль: а Фран с Олегом также устают от всего? Также ссорятся, стараются не пересекаться, не говорить?
«А хотя, какая разница? Мы от этого семьёй не станем», – сглатывая набежавшую горечь, Тиан разворачивается, чтобы взглянуть в тёмные глаза супруга. Дальнейший диалог – точно калька с какой-то глупой мелодрамы, подсмотренной в детстве:
– Уйдёшь? – хрупкие плечи чуть вздрагивают от пробежавшего сквозняка.
– А поможет? – тяжёлый вздох. – Думаешь, сможем… кхм, начать сначала? Опять?
В ответ – молчание. Ладони обхватывают плечи, омега всё ещё не смотрит, отводит взгляд. От этого почему-то больнее всего. Альфа начинает говорить только позже, когда пауза становится неприличной.
– Всё просто будет идти, как идёт. Мы уже не дети, чтобы срываться с места, сбегать от того, что сами наворотили, – каждое слово ударяет, звучит так, точно вбивается очередной гвоздь в крышку чьего-то гроба. Их, наверное.
– И… – голос не уверенный, полный… нет, то не надежда. Что-то другое, понять бы только, что это. – Ты простишь? Я не смогу иначе, Ти… Крис. Не смогу.
– Пусть так, - альфа вздыхает, резко поднимает ладонь, трёт лоб: голова взрывается внезапной болью. – Мы… чёрт, Джей, мы почти двадцать лет живём вместе! Может, последние лет… пять нас и трудно назвать семьёй, но…
Он подходит ближе, дотрагивается до чужого плеча:
– Джей…
– Хорошо! – внезапный окрик почти заставляет отшатнуться, но нет, удаётся удержаться, остановиться у самого края. Глядя в чужие, всё ещё тёмные глаза, альфа понимает: вот и всё.
Притянув мужа к себе, Тиан невесомо касается губами макушки, стискивает зубы крепче, стараясь сосредоточиться на тихих всхлипах Джея.
Вот и всё. Сказки кончились, их история – тоже.
История 20История 20
«Были времена, когда люди боялись,
что кто-нибудь раскроет секреты,
которые неизвестны их ближним.
Сегодня боятся, что кто-нибудь
произнесет вслух то, о чем все знают.»
Айн Рэнд, «Атлант расправил плечи», 1957 год
Люди, живые люди – те, кто, о крайней мере, не боится этого признавать, – не идеальны. У всех, у каждого найдётся хоть один случай, скрытый в памяти, за который нестерпимо стыдно. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Однако же некоторые умудряются учиться на собственных ошибках, другие же – вязнут всё глубже. Почему так несправедлив этот мир?
Ах, сколько же подобных вопросов ежечасно продумываются – проговариваются – многими тысячами несчастных, для которых жизнь – это только абстрактное «сейчас», где нет ни прошлого, ни будущего. Возведя глаза к небу, они вопрошают: Почему это происходит со мной? Почему именно я?
Можно ли вернуть утерянное доверие? Есть ли шанс вернуть то, что было разбито? Кто виноват в том, что самый близкий человек оказывается дальше, чем все световые года, разделяющие Землю с Сириусом, одной из самых ярких звёзд нашей вселенной?
Счастливые люди – так и не выросшие дети, наивно верящие в сказку, где не нужно помнить прошлого, можно не знать будущего. Счастливые-несчастные дети, чья жизнь будет полна боли, пока, наконец, не слетят на землю розовые очки, которым давно пора бы спасть с глаз.
Тиан не был идиотом. Какого бы мнения ни придерживался его муж – любимый, к слову, до сих пор любимый, – он многое замечал. Иногда – слишком многое. Когда-то давно именно из-за этой его привычки всё и пошло прахом. И как бы он ни любил сына, Тони, ясное солнышко, не признать очевидное было бы глупо. Глупо, хах, кажется, это слово определило всю жизнь Криса.
Глупо – прожигать жизнь, веселиться, думая лишь о себе. Нельзя уйти от реальности в мир иллюзий до края, едва не шагнуть в пропасть, а потом ожидать, что родители поймут и простят, повзволят связать жизнь с непонятным омегой, о котором слышат впервые.
Глупо – думать, что можно поменяться по щелчку пальцев, просто сказав себе: «всё, с этого дня я – другой». Любые перемены есть боль. Это ломка, пусть даже себя, своей неповоротливости, лени, эгоизма. Никогда перемены не будут обёрнутой в красивую упаковку конфеткой, если они позволяют подняться над собой.
Глупо – решить, что один раз не будет считаться. Нельзя предать «капельку», а потом всё забыть и вернуться обратно. Наверное, поэтому они с Джеем постоянно ссорились. Даже тогда, до всего. Его омега обладал удивительной чуткостью, пониманием происходящего. Пусть он и не видел Тиана насквозь, ослеплённый своими чувствами, что-то он ощущал. Понимал. И принимал Криса всего. Крис рушиться на такой шаг не смог.
Глупо – срываться из-за пустяка. Нет, не так: глупо срываться на самом близком и дорогом человеке, когда вся скопившаяся злость – это злость на самого себя. Глупо рвать на корню всего себя, наказывать весь мир за собственные ошибки. Глупо опускаться на дно из-за собственной дурноты.
Глупо верить, что прошлое можно вернуть. Память, та ещё чертовка, вечно скрывает за полупрозрачной дымкой острые углы, дарит надежду на то, что сейчас, вот сейчас всё станет хорошо, а мне снова ничего не придётся делать.
Глупо наступать на те же грабли. Нет, это прерогатива детей – Тиан смог вырасти. В чём-то – переступить через себя, увидеть мир с другой стороны. Ради Тая, Тони, ради Джея. Себя. Он смог. Вот только увиденное ему не понравилось. Да и могло ли? Видеть одни несчастья, разбитые судьбы, и знать – это всё он, его вина. Как же хотелось просто вновь закрыть глаза и не видеть. Ничего. Не знать, просто не знать, пожалуйста!
Не знать, что собственный ребёнок предпочитает неудобную койку в собственном кабинете родного дома. Гил давно уже вырос, Тиан давно уже понял, что тот не займётся семейным бизнесом. Гилберт был слишком похож на него самого двадцать пять лет назад. Такой же непокорный, непримиримый. Вот только, видя ошибки отца, повторять он их не собирался. Как и возвращаться в дом, ежедневно сотрясающийся от скандалов.
Не знать, что любимый муж знает больше названий успокоительных, чем сам Крис имеет деловых партнёров. Что вечно скрытые рукавами запястья – вовсе не дань моде, не элегантный вкус, а нечто более гнетущее, страшное.
Не знать, что младший ребёнок до ужаса боится звука криков и готов соглашаться со своим парнем во всём, лишь бы избежать скандала. Хвала богам, Дэн – хороший человек, он Тони не обидит.
Тиан не был глупцом, но совершал глупости слишком часто. Вся его жизнь была одним единственным словом: глупо.
Глупо. Глупо. Глупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупоглупо. Глупо.
Тиан взвыл от бессилия, руки сами собой сжимались в кулаки. Как же хотелось уподобиться Джею, разрушить хоть что-то – всё.
Вдох-выдох. Нет. Нельзя. Не так. Хватит с их семьи сумасшедших – Гил и так уже окружил себя собственной работой со всех сторон. Хватит, пора бы уже прекратить мучить парня. И пора бы уже признать: дети выросли. Все дети.
Крис невесело хмыкает, поднимаясь. Оставаться в этом – своём – доме он не мог. Вот только желанию свалить куда подальше – покататься на машине, остыть – не было суждено сбыться. В замке поворачивался ключ, Джей вернулся домой. Быстро разобрался с вещами в холле, прошлёпал прямо навстречу. И замер, столкнувшись с безжизненным взглядом мужа.
– Ти… – слова застревают у омеги в горле, откашливаясь, тот отводит голову в сторону, неосознанно открывая шею, признавая поражение. – Знаешь?
Голос звучит устало, вымучено, но вместе с тем, мягко. Не один Крис загнал себя в ловушку. Не один он наделал в своей жизни кучу ошибок. И не один он отчаянно желал выжечь себе мозги, лишь бы не думать – не помнить – ничего.
Сил на ответ не хватает, альфа смог только кивнуть, да и то это рваное дёрганье вряд ли можно так назвать.
Джей кивает в ответ, проходит мимо с пакетом, полным какой-то еды из круглосуточного. Тихий стук – омега поставил пакет на стол, а дальше – тишина. Звенящая, ожидающая. Это не точка, ни один не сможет отпустить другого.
– Уйдёшь? – голос Джея не выражает ничего. Ни сожаления, ни сомнений. Тиан уверен: тому не плевать, его муж всё же не бездушен. Он просто выгорел. Мимо проходит интригующая мысль: а Фран с Олегом также устают от всего? Также ссорятся, стараются не пересекаться, не говорить?
«А хотя, какая разница? Мы от этого семьёй не станем», – сглатывая набежавшую горечь, Тиан разворачивается, чтобы взглянуть в тёмные глаза супруга. Дальнейший диалог – точно калька с какой-то глупой мелодрамы, подсмотренной в детстве:
– Уйдёшь? – хрупкие плечи чуть вздрагивают от пробежавшего сквозняка.
– А поможет? – тяжёлый вздох. – Думаешь, сможем… кхм, начать сначала? Опять?
В ответ – молчание. Ладони обхватывают плечи, омега всё ещё не смотрит, отводит взгляд. От этого почему-то больнее всего. Альфа начинает говорить только позже, когда пауза становится неприличной.
– Всё просто будет идти, как идёт. Мы уже не дети, чтобы срываться с места, сбегать от того, что сами наворотили, – каждое слово ударяет, звучит так, точно вбивается очередной гвоздь в крышку чьего-то гроба. Их, наверное.
– И… – голос не уверенный, полный… нет, то не надежда. Что-то другое, понять бы только, что это. – Ты простишь? Я не смогу иначе, Ти… Крис. Не смогу.
– Пусть так, - альфа вздыхает, резко поднимает ладонь, трёт лоб: голова взрывается внезапной болью. – Мы… чёрт, Джей, мы почти двадцать лет живём вместе! Может, последние лет… пять нас и трудно назвать семьёй, но…
Он подходит ближе, дотрагивается до чужого плеча:
– Джей…
– Хорошо! – внезапный окрик почти заставляет отшатнуться, но нет, удаётся удержаться, остановиться у самого края. Глядя в чужие, всё ещё тёмные глаза, альфа понимает: вот и всё.
Притянув мужа к себе, Тиан невесомо касается губами макушки, стискивает зубы крепче, стараясь сосредоточиться на тихих всхлипах Джея.
Вот и всё. Сказки кончились, их история – тоже.
Конец